Азия и Япония после завершения Холодной войны (3): сомнительный образ «нищей застойной Азии»

Азия и эпоха глобализации

Сато Юри: С 1993 по 1995 год вы возглавляли Общество политико-экономических исследований Азии. Прежде всего хотелось бы спросить, какой была ситуация в Азии и ее восприятие в Японии в первой половине 1990-х годов и, соответственно, какие тенденции были характерны для исследований Азии того времени?

Ватанабэ Тосио: Если говорить вкратце, то, на мой взгляд, это было время, когда в целом в Азии жизненная энергия била через край. Когда у меня самого возник интерес к Азии и желание заниматься изучением этого региона, ключевыми словами, которые употреблялись по отношению к Азии, были «бедность» и «застой». Реалиии того времени состояли в том, что численность населения увеличивалась, площадь пригодных к возделыванию сельскохозяйственных угодий была ограничена, урожаи на единицу площади были чрезвычайно малы, и несколько стран балансировали на грани голода. Это было время, когда среди специалистов по теории развития обычным делом было использование таких характеристик как «крайняя нищета» (Absolute Poverty). Но в период, когда я находился на посту директора-распорядителя – с 1993 по 1995 год – Азия вошла в полосу чрезвычайного оживления. Проще говоря, ей стало хватать еды. Это произошло в связи с тем, что в результате «зеленой революции» в Азии за короткий промежуток времени повсеместно внедрили усовершенствованные сорта риса, и в процессе их широкого распространения в регионе не стало ни одной страны-чистого импортера этой культуры. Такой прогресс сельского хозяйства, на мой взгляд, стал причиной политической стабилизации, а в связи с этим стала крайне энергично развертываться индустриализация.

Сато: Речь идет о 1970-1980-х годах, не так ли?

Ватанабэ: Именно. А еще существенно увеличилась весомость Азиии в мировых делах. Азия превратилась в важного торгового партнера. Более того, корпорации из промышленно развитых стран – главным образом, транснациональные – стали относиться к Азии как к месту, которое требует инвестиций, но при этом позволяет повысить рентабельность, и Азия начала стремительно развиваться, в первую очередь, за счет привлечения зарубежных инвестиций.

В этот период Китай тоже только намечал курс реформ и открытости внешнему миру. В период незадолго до того, как я возглавил общество азиатских исследований, Южную Корею, Тайвань, Гонконг, Сингапур и ряд других стран называли NICS – «новые индустриальные страны». Затем на смену этому названию пришло название «новые индустриальные экономики» (NIES). Пожалуй, именно в то время лучше всего ощущалось, какие они «быстрорастущие». Ощущалась новизна, словно что-то разгорается, как пламя. Скорее, происходила даже не индустриализация, а индустриальная революция. Рождался базис промышленного производства. К «новым индустриальным странам» сразу же присоединилась Индонезия. Стали поступать сигналы о том, что развитие в Индонезии и других странах АСЕАН происходит гораздо быстрее, чем японцы могли себе представить. В общем, сначала были NICS, NIES и АСЕАН, а затем Китай, вставший под руководством Дэн Сяопина на путь реформ и открытости внешнему миру.

В то время индустриализацию стран Азии отличали некоторые особенности. Во-первых, страны Азии самостоятельно осуществили «зеленую революцию». Во-вторых, колоссальное развитие происходило через волну инвестиций и внешней торговли, а затем через настоящий вал глобализации. Именно с того времени термин «глобализация» получил широкое распространение. С этим валом глобализации Азия получила большие преимущества, которые позволили ей развиться.

Ватанабэ Тосио, почетный профессор Токийского технологического университета

Азиатский валютный кризис

Сато: Однако эта самая глобализация сопровождалась рисками, не так ли?

Ватанабэ: Вполне можно утверждать, что именно Азия, извлекая преимущества из глобализации, вместе с тем оказалась наиболее сотрясена рисками, порожденными этим процессом. Летом 1997 года всю Азию охватил экономический кризис, эпицентром которого был Таиланд. На Индонезию он оказал еще большее воздействие, чем на Таиланд, оказавшийся эпицентром. Но затем им кое-как удалось встать на ноги, получив финансирование от Международного валютного фонда на довольно унизительных условиях. В Азию в надежде на высокий экономический рост вкладывались огромные средства, и по большей части эти инвестиции были краткосрочными. Очень многие люди хорошо обогатились, вложившись в акции, недвижимость, офисные здания и так далее. В общем, в экономике Азии надулся пузырь; как и свойственно пузырям, он лопнул, подбросив азиатскую крышу, и она упала с сильным грохотом. После этого у исследователей Азии по всему миру, в том числе и японцев, сложился крайне пессимистичный взгляд по отношению к этому региону.

Люди, которые занимались исследованиями Азии, стали высказывать разнообразные и крайне резкие мнения, например, утверждая, что все это произошло потому, что азиатские страны – это так называемый «капитализм кумовства» (Crony capitalism). Просто не верилось, что это действительно происходит. В то время я считал, что звонкие словечки, такие как «капитализм кумовства», просто не попадают в цель, когда речь идет о попытках найти научное объяснение краху «мыльного пузыря».

Поскольку азиатские страны в каком-то смысле развивались, руководствуясь каждая собственной политикой, следовало предположить, что каждая из них примет свои собственные меры в ответ на валютный кризис. Южная Корея стала первой проводить одну за другой реформы радикального характера. Затем, несмотря на азиатский экономический кризис 1997 года, с 1998-го показатель экономического роста вернулся к положительным значениям.

Сато: Это назвали «V-образным восстановлением», не так ли? Южная Корея и Таиланд совершили V-образный отскок, а Индонезии, где в 1998 году произошло падение режима Сухарто, времени на восстановление потребовалось больше.

Ватанабэ: Безусловно, восстановление не могло произойти без отличий между странами, и тем не менее, разве не стало конечным итогом то, что, пройдя через это испытание, азиатские экономики стали куда как прочнее? Конечно, темпы нынешнего экономического роста не столь высоки, как в то время. Тем не менее экономика Азии внушает впечатление солидной прочности.

В Южной Корее еще до того, как в дело вступилл МВФ, самостоятельно пытались проводить реформы в духе МВФ. Что же касается индонезийского лидера, «Нью-Йорк таймс» выходил с сомнительной фотографией Сухарто вместе с директором-распорядителем Международного валютного фонда, а в Южной Корее президент Ким Дэ Чжун по собственной инициативе крайне активно занимался реструктуризацией и роспуском чеболей. Эти действия оценивают очень по-разному, но факт состоит в том, что благодаря реформам стране удалось стать сильнее. Пусть показатели роста и стали ниже, по моим ощущениям, снижение связано с переходом экономических мышц от «количества» к «качеству». Что касается экономики Южной Кореи сегодня, то среди японцев много тех, кто просто недолюбливает эту страну, и мнения высказываются очень разные, но я не считаю, что ее экономика столь хрупка, как это утверждает японская журналистика.

Азия нищеты и застоя

Сато: В 1990-е настала эпоха глобализма, и первой ее волной стал экономический рост в Азии – в опубликованном в 1993 году докладе по итогам проведенного Всемирным банком исследования он был назван «восточноазиатским чудом» (The EAST ASIAN MIRACLE: Economic Growth and Public Policy, World Bank Research Report), но когда стали очевидными негативные проявления глобализма, репутация Азии как по мановению ладони пошла вниз. Вы же, напротив, высоко оцениваете сильные стороны, обретенные ею благодаря структурным реформам.

Ватанабэ: Да, для этого есть основания. Разве статистические данные не свидетельствуют об азиатском чуде? Я начал анализ с Южной Кореи, полагаю, что это основа для азиатской модели развития. В Латинской Америке или Африке вряд ли есть что-то такое, что можно было бы счесть моделью. При наличии времени хотелось бы поразмыслить, насколько велико влияние, которое оказала на Азию японская модель.

Сато: Сначала вас заинтересовал рост в Южной Корее, а когда стал обращать на себя внимание Китай, вы привлекли широкое внимание к «подъему Китая» в 1990-е и 2000-е годы.

Ватанабэ: Теперь, оглядываясь назад, хоть и говорить так про себя и не слишком удобно, но я проделал неплохую работу. Во времена Чжана Цзыяна, хотя слова «экспортно-ориентированное развитие» и не использовалось, он стремился именно к этому. Речь идет об «Стратегии экономического развития прибрежных регионов». В ней за модель берется растущая экономика Южной Кореи. Кстати, в Китае в то время исследователей Южной Кореи практически не было, и те, кто, подобно мне, выделялись своими рекомендациями южнокорейской модели экспортоориентированной промышленности, стали частыми гостями в Китае.

Мне выдалась возможность подолгу читать лекции в Фуданьском университете в Шанхае и в НИИ современных международных отношений в Пекине. Там с огромным энтузиазмом вели конспекты, переводили мои исследования Южной Кореи на китайский язык, в общем, проявляли удивительное рвение. В этом смысле у меня есть такое чувство, что сам я в какой-то степени указал Китаю направление изменений. Речь идет о 1990-х годах. Осмеливаюсь считать, что это я принес в Китай исследования Южной Кореи. Это, конечно, не значит, что я был единственный, кто это сделал, и тем не менее.

Ватанабэ Тосио (слева) и берущая интервью директор-распорядитель фонда The Nippon Foundation Сато Юри

Растущая Азия, застойная Азия

Сато: Таким образом, с 1990-х годов, когда вы возглавляли исследовательское общество, и на протяжении 2000-х годов, чувствуя, как изменяется азиатская экономика, вы расширяли фокус ее исследований, задавались вопросом, что представлял собой азиатский валютный кризис, и анализировали, что же в ней происходит в текущий момент.

Ватанабэ: В молодости я написал книгу под названием «Растущая Азия, застойная Азия» (вышла в издательстве «Тоё кэйдзай симпося» в 1985 году и в издательстве «Коданся гакудзюцу бунко» в 2002 году).

Сато: Эта книга увидела свет в 1985 году. Она побывала в руках практически всех исследователей Азии и тех, кто занимается изучением вопросов экономического развития.

Ватанабэ: Она вышла на удивление рано, став антитезой к бытовавшему в то время в Японии убеждению о «стагнирующей Азии». К примеру, известный регионовед того времени Яно Тоору сделал темой своих изысканий поиск ответа на вопрос: «Почему Азия продолжает стагнировать?», по-видимому, полагая, что основным вектором азиатских исследований должно быть выяснения факторов, обусловивших азиатский застой. Я же, напротив, говорил людям о том, что именно здесь находятся новые индустриальные страны.

Я использовал выражение «среднеразвитые страны». То есть, я настаивал на том, что одновременно с застойной Азией имеется растущая Азия, причем застойная Азия постепенно превращается в растущую. Я вопрошал, верно ли исходить исключительно из образа нищей и застойной Азии. Даже если люди не произносили этого вслух, хотя бы про себя они признавали: «А ведь Ватанабэ верно подметил, эти страны действительно развиваются». В крайнем же случае с иронией замечали, дескать, «Ватанабэ склонен к оптимизму».

Интервью состоялось 22 декабря 2022 года в офисе nippon.com. Текст подготовил профессор аспирантуры Токийского университета Кавасима Син. Полный текст беседы опубликован в 3-й части 69-го выпуска «Азиатских исследований (июль 2023 г.).

Фотография к заголовку: лидеры 21-й страны и региона на фотосессии саммита форума Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества в Малайзии, 18 ноября 1988 г., город Сайберджая (© AFP/Jiji Press)